Таймлесс. Рубиновая книга - Страница 24

— Но почему?

— Я просто хотела защитить тебя, любовь моя.

Я её не понимала.

— Защитить? От чего? Это же всё равно произошло.

— Мы… я хотела, чтобы у тебя было нормальное детство, не обременённое ничем, — мама сурово на меня посмотрела. — А ведь могло выясниться, что ген вовсе не у тебя.

— Несмотря на то, что Ньютон рассчитал точную дату?

— Надежда умирает, как известно, последней, — сказала мама. — И хватит уже про Исаака Ньютона. Он лишь один из многих. Эта вещь намного сильнее, чем ты можешь себе представить. Намного сильнее, намного старше и намного могущественней. Я не хотела тебя втягивать.

— Во что?

Мама вздохнула.

— Это было глупо с моей стороны. Я должна была подумать. Пожалуйста, прости меня.

— Мама! — я задохнулась от волнения. — Не имею ни малейшего понятия, о чём вообще речь, — с каждой её фразой моё непонимание и отчаянье только возрастало. — Я знаю только, что со мной происходит что-то необычное. Чего происходить не должно. И что это действует мне на нервы! Через каждые два часа кружится голова, а потом я прыгаю в другое время. И я не представляю, как это прекратить!

— Поэтому мы сейчас и едем к ним, — сказала мама.

Я понимала, что ей больно видеть моё отчаянье. Никогда ещё я не видела её такой взволнованной.

— А они — кто?

— Хранители, — ответила мама. — Очень старое тайное общество, его ещё называют Ложа графа Сен-Жермена, — она посмотрела в окно. — Мы почти на месте.

— Тайное общество! Ты хочешь привести меня в какую-то подозрительную секту? Мама!

— Это не секта. Но они все и правда очень подозрительные, — мама глубоко вздохнула и на секунду закрыла глаза. — Твой дедушка был членом этой ложи, — продолжала она. — А ещё раньше — его отец, а ещё раньше — его дедушка. Исаак Ньютон был таким же членом ложи, как и Веллингтон, Клапрот, фон Арнет, Ганеманн, Карл фон Гессен-Кассель, все де Виллеры, конечно, и многие, многие другие… Твоя бабушка утверждает, что Черчилль и Эйнштейн тоже участвовали в этом предприятии.

Большинство имён мне вообще ни о чём не говорили.

— Хорошо, но что они делают?

— Ну, они… они занимаются древними мифами. И временем. И такими, как ты.

— А таких много?

Мама отрицательно качнула головой.

— Всего двенадцать. И большинства из них давно уже нет в живых.

Такси затормозило, стекло между водителем и нами снова опустилось. Мама передала шофёру несколько купюр.

— Сдачи не надо, — сказала она.

— Что мы здесь ищем-то? — спросила я, когда мы вышли на тротуар. Водитель высадил нас недалеко от Флит-Стрит. Вокруг шумели машины, толпы людей плыли по тротуарам. Кафе и рестораны на противоположной стороне были забиты до отказа. У бордюра стояли два красных двухэтажных автобуса. Туристы, которых они привезли, фотографировали с открытого второго этажа здание Королевского суда.

— Там, напротив между домами, начинается район Темпл, — мама убрала волосы с моего лица.

Я посмотрела на узкую улочку, на которую она указала.

Кажется, я здесь раньше не бывала.

Мама, наверное, заметила моё озадаченное лицо.

— Вас что, никогда не водили на экскурсию в Темпл? — спросила она. — Церковь и сад — обязательная программа для каждого. И Фонтейн-Корт. Там находится мой самый любимый фонтан во всём городе.

Я сердито посмотрела на маму. Она решила вдруг провести для меня экскурсию?

— Пойдём, нам нужно на другую сторону улицы, — сказала она и взяла меня за руку. Мы следовали за группой японских туристов. У каждого из них была в руках огромная карта города.

За домами начинался совсем иной мир.

Деловитая суета Стрэнда и Флит-стрит осталась позади. Здесь, среди величественных и прекрасных сооружений, которые плотно прилегали друг к другу, царили мир и спокойствие.

Я кивнула на туристов.

— А эти что тут ищут? Самый симпатичный фонтан во всём городе?

— Их поведут смотреть Церковь Темпла, — сказала мама, не реагируя на нотки раздражения в моём голосе. — Она очень старая, с ней связано множество легенд. Японцы такое любят. А на сцене в Миддл Темпле впервые была поставлена «Двенадцатая ночь» Шекспира.

Мы некоторое время следовали за японцами, потом повернули налево и пошли по мощёной дороге, то и дело сворачивая. У меня появилось чувство, будто мы в деревне: пели птицы, пчёлы жужжали над цветочными клумбами, даже воздух казался свежим, словно выхлопных газов в нём не было вовсе.

У каждой двери висела медная табличка с выгравированными рядами имён и фамилий.

— Это всё адвокаты. Доценты института правоведения, — сказала мама. — Не хочу даже задумываться, сколько это может стоить — снимать здесь такой офис.

— И я не хочу, — сказала я обиженно. Как будто нет сейчас более важных тем для разговора, ну честное слово!

У следующего входа она остановилась.

— Вот мы и пришли, — сказала она.

Это был простой, скромный дом. Выглядел он очень старым, не смотря на безупречный фасад и недавно выкрашенные оконные рамы. Я поискала глазами табличку с фамилией, но мама быстро запихнула меня внутрь и подтолкнула к лестнице на второй этаж. Две молодые женщины, которые вышли нам навстречу, приветливо поздоровались.

— И всё-таки, где это мы?

Мама не отвечала. Она нажала на кнопку звонка, поправила пиджак и откинула волосы с лица.

— Не бойся, родная моя, — сказала она. Я не поняла, говорит она это мне или себе самой.

Дверь отворилась с лёгким гудением и мы вошли в светлую комнату. На вид она была обычным офисом. Шкафы, полные папок, письменный стол, телефон, факс, компьютер…